WWW.JULES-VERNE.RU

[Алиса]

Фильм о любви капитана и прекрасной незнакомки посмотрела бы с большим удовольствием. Жаль, что не удалось его снять.

Мне все-таки приятнее думать, что Немо – европеец, и жена у него тоже европейская. Если бы Жюль Верн хотел описать индийца, то он мог бы, например, использовать свидетельства людей, долго живших в Индии. Тогда образ индийского раджи хоть немного соответствовал бы реальности, несмотря даже на то, что автор никогда не был на его родине. Но ведь даже это сделано не было! Роман был написан о европейце, издать книгу о европейце оказалось невозможно, и местом действия была выбрана первая попавшаяся страна, потерпевшая поражение в национально-освободительной борьбе. Можно ли в таком случае всерьез обсуждать его индийское детство и жену-индианку?

Да, изобразить в фильме первые дни на «Наутилусе» так же, как в книге, нельзя, смешно бы получилось. Может быть, Жюль Верн писал так, чтобы детям было понятнее? Но все-таки в фильме их поведение непохоже на сдержанность. Сколько я ни смотрю, мне постоянно кажется, что они ничего не переживают, не сдерживают никаких сильных чувств, а просто у них все в порядке.

Сон Конселя мне очень нравится. Недочеты есть, но, по-моему, небольшие. Мне кажется, авторам удалось создать нужное настроение. Кононов здесь замечательный – очень раскованный, искренний. Невероятно восхищаюсь черной кошкой, по-моему, она здесь очень уместна. Символизирует неизвестность, непредсказуемость, опасность. И еще, может быть, колдовство?

[Bateliere]

Мне кажется, Консель гораздо ближе профессору, чем Ленд. От того порой не знаешь, чего ожидать, да и в романе он слабее душевно, чем эти двое - при всей физической мужественности. Это понятно, профессора спасает гибкость мышления, а Конселя - невозмутимость. Он фламандец. а фламандцы - это те же бельгийцы, и, насколько я знаю, бельгийцы являются для Западной Европы любимым источником анекдотов, занимая то место, которое у нас занимают "горячие эстонские парни". Но в нашем фильме Консель отнюдь не заторможен, в его характере больше здравого смысла простолюдина. А как они в третьей серии на пару с профессором высказались: "Спешил попугай, да кошка помешала". - "Ощипала. С головы до хвоста". Эти двое очень хорошо понимают друг друга.
А слова профессора в романе "Как жаль, что такое великое открытие умрет со своим изобретателем" меня восхищают. Он рискнул высказать капитану свое мнение, свой личный взгляд на его судьбу, хотя прежде ограничивался общими рассуждениями о море, науке и прочем. А уж относительно слов о мели - вы на форуме уже писали, что любой нормальный человек в этой ситуации просто посмеялся бы, а не устраивал в ответ демонстрацию оскорбленного самолюбия, тем более, что "Наутилус" действительно сел на мель. С одной стороны, в нем говорит самолюбие непризнанного гения, с другой - он же сам сделал все возможное, чтобы скрыться от мира, исключив тем самым всякую возможность признания. Еще одно из тех противоречий, из которых соткан образ капитана Немо.

[Алиса]

[Bateliere]

Мысль о том, что главный герой романа - не Немо, а Аронакс, конечно, интересна, но все-таки, на мой взгляд, невероятна. Ведь в тех фрагментах переписки Жюля Верна с Этцелем, которые опубликовал в своей книге Жан Жюль Верн, речь шла все-таки исключительно о капитане, и полемику вызывал именно его образ. Впрочем, недавно где-то в блогах я видела отзыв на "20 тысяч лье", явно принадлежащий школьнице. Так вот, она удивляется, что повествование в романе ведется от первого лица, и в такой ситуации рассказчик обычно является и главным героем, а здесь - нет.
Обретение профессором внутренней свободы, своего пути? Мне все-таки кажется, что он не так уж психологически зависим от капитана, как это утверждали на форуме. В принципе. он более-менее свободен, и показательно, что, общаясь с капитаном, Аронакс постоянно остается себе на уме. Немо мало что мог бы сказать об Аронаксе, а вот профессору известно о капитане гораздо больше, даже с эмоциональной точки зрения. Быть может, Аронакс для капитана - тоже загадка? Хотя мы, собственно, не знаем, хотел ли капитан разгадать эту загадку, узнать что-либо о профессоре, кроме того, не работал ли он врачом. Впрочем, это касается именно романа, в советском фильме Немо прекрасно знает о врачебной практике, даже спрашивать не нужно.

Капитана, конечно, задевает, если Аронакс думает о нем плохо. Вспомним упрек за завтраком перед походом на остров Креспо или "Не советую вам судить меня". Но Аронакс судит, и итогом этого суда становится побег.

Аронакс попал на борт "Наутилуса" сложившимся ученым, с определенной репутацией (вероятно, слегка подмоченной версией о гигантском нарвале). Конечно, он получил здесь великолепные возможности для работы, но и потерял-то очень много, и прежде всего - возможность поделиться вновь обретенными знаниями. И для него "Наутилус" останется только частью жизни, а жизнь эта, хоть и не была бурной, но, судя по всему, достаточно разнообразной. Вспомним снова, что он успел и врачом поработать.

Что касается фильма, меня очень радует, что в ваших рассуждениях о капитане часто присутствует слово "доброта". Очень метко сказано в отношении героя романа: "Добрым он быть хочет, но не может". Но в фильме - может, причем без особых усилий, оставаясь самим собой. В нем есть человеческое тепло, хотя обстоятельства научили его ненавидеть, порой - мстить, но все равно по сути своей он не эгоцентричен. Конечно, это идет вразрез с романом, но... Мне ужасно нравится момент. когда во время первого разговора с пленниками капитан непроизвольно морщится, отвернувшись к книжным полкам. Ему действительно самому не по душе то, что он собирается сказать, и вы правы, что он оттягивает этот момент.

А что вы думаете о финале первой серии? Моя подруга считает, что не случайно Франсуа привел их к шлюпке и тут же был отозван. По ее мнению, это очень походит на провокацию. То ли капитан хотел проверить, как поведут себя пленники, решатся ли бежать. То ли хотел показать им на практике. что не стоит и пытаться, нечего зря время терять. Не хотелось бы предполагать в нем склонность к подобным действиям, но Франсуа действительно ушел в самый неподходящий момент.

[Алиса]

В одной из дискуссий на форуме я высказала такое предположение: Немо для Аронакса и для других пленников играет отцовскую роль. Не уверена, что не ошибаюсь, но, насколько я разбираюсь в психологии, отношение с собственными родителями дает человеку образец поведения на всю жизнь, и довольно часто он, уже став взрослым, выбирает для близких контактов людей, похожих на родителей.

Не раз, когда я обдумывала эту книгу, мне казалось, что прототип капитана Немо – не просто друг и не просто знакомый. Это человек невероятно близкий, тот, кого автор безмерно любит, беспредельно им восхищается и в то же время не на шутку его боится и очень болезненно воспринимает конфликты с ним. В романе не раз упоминается физическое и психологическое насилие капитана по отношению к пленникам, собственно, на нем держится весь сюжет. Очень возможно, что бешенство Ленда, искренняя обида и притворная покорность Аронакса, отстраненность Конселя – в действительности реакции одного и того же человека: самого автора. Реакции на обращение с ним его отца. Какой же другой человек мог играть такую важную роль в его жизни? Обеспечивать, учить, практически полностью определять образ жизни? И чье мнение могло быть настолько важно, чья холодность, насмешки, неуважение причиняли бы такую же боль?

И кто, кроме родителей, мог так часто и так болезненно для Жюля Верна применять по отношению к нему силу? Есть в книге эпизод, который, по-моему, похож на значимое детское воспоминание. Аронакс очень эмоционально и очень подробно описывает первые дни на «Наутилусе», свое беспомощное положение: железные стены, прочная дверь, темнота, молчание, оторванность от мира. А немного позднее появляются хозяева – невозмутимые, непроницаемые люди, жесткие, уверенные в себе, с прекрасной дисциплиной. Нет никакой возможности их разжалобить, внести между ними разлад, упросить, даже войти в контакт. Все будет так и только так, как захотят они, от самого Аронакса ничего не зависит. Автор подробно описывает ужас героя, его возмущение, боль, бессильную обиду, и одновременно – непреодолимое желание отдаться этому состоянию, пережить его в полной мере, вспомнить, восстановить. И очень интересно то, что человек, поступивший с ними так, не вызывает антипатии. Аронакс верит ему и восхищается им, несмотря на все то, что ему пришлось пережить!

[Bateliere]

Я только не очень согласилась бы относительно того, что Аронакс испытывает упоение, когда повествует о неограниченной власти капитана. Хотя, возможно, какое-то удовлетворение в его тоне и проскальзывает - может быть, эта власть не столько его раздражала, сколько давала ощущение защищенности? Ведь проще, когда все решают за тебя, когда все предопределено. Но относительно отцовской роли - я не сбрасывала бы со счетов Этцеля. Не помню, где, но все-таки, кажется, в Интернете, я читала, что Жюль Верн очень старался убедить других, а, вероятно, в первую очередь себя самого, в том, что они с Этцелем очень близки, в письмах к издателю касался каких-то литературных тем, других авторов, связанных с Этцелем, но все же близость их была гораздо меньше, чем Жюль Верн хотел представить. Не могу судить об истинности этих утверждений, но, пожалуй, Этцель играл в жизни писателя роль более важную, чем настоящий отец, был и советчиком, и критиком, и цензором. Вероятно, их отношения в какой-то мере, пусть даже на подсознательном уровне, повлияли на то, как изображены отношения Аронакса и капитана. Хотя, я думаю, Этцель был все же куда более приятным в общении человеком, нежели капитан, если воспринимать образ капитана трезво, без розовых очков.

Да, фигура профессора, пожалуй, действительно противоречива, хотя и менее, чем фигура капитана. Интересно, что о нем отзываются по-разному те, кто хочет его охарактеризовать. У Александра Казанцева он - "холодный и педантично честный человек", хотя, судя по роману, в холодности его как раз не упрекнешь. У Жана Жюля Верна он скорее педант, обретающий душу в общении с природой. Еще где-то я читала "корректный умный человек, но вряд ли выдающийся ученый". Педантом он выступает, пожалуй, в фильме Флейшера, у нас в фильме Аронакс безумно симпатичен, и, наверное, правы те, кто считает, что он здесь - интеллигент, причем в русском понимании этого слова.

Хочу с вами согласиться, что финал первой серии является скорее несообразностью сценария, причем одной из многих. Мне бы самой не хотелось, чтобы капитан, по крайней мере, капитан из нашего фильма, оказался способен на такую расчетливую провокацию, которая вдобавок и полностью бесполезна. Допустим, что Франсуа ушел просто случайно. Правда, похоже, что на советском "Наутилусе" царит редкостный бардак, потому что, по логике, он мог бы общаться с пленниками, да еще и водить их по кораблю только с разрешения капитана, даже по его приказу. Но так уж сценарий написан!

А не кажется ли вам, что поведение капитана в начале второй серии - не только высшее проявление мужества и самообладания, но в какой-то мере - равнодушие к жизни? Умереть он не боится. Конечно, он не способен на самоубийство, гордость не позволит признать свое полное поражение в схватке с жизнью и сдаться. Жюль Верн, конечно, писал, что принц Даккар искал смерти на поле боя, но ведь это совсем другое - погибнуть в бою. Да и герой нашего фильма не стал бы, в отличие от героя романа, торчать на палубе в шторм и грозу, словно желая быть убитым молнией. Не стремление к смерти, а спокойное равнодушие - жить или умереть. Есть много переводов стихотворения Киплинга "Если...", и строки одного из них отчасти напоминают мне капитана из советского фильма: "Умей принудить сердце, нервы, тело тебе служить, когда в твоей груди уже давно все мертво, все сгорело, и только воля говорит: "Иди!" Не ручаюсь за стопроцентную верность цитаты, привожу по памяти. Да и думаю, что далеко не все сгорело. Кстати, герой Омара Шарифа в "Таинственном острове" на заявление пирата, что ему терять нечего, отвечает, что ему - тоже. И там он вообще больше похож на человека сломленного, не способного и не желающего бороться, недаром же на все предложения инженера пробить "Наутилусу" выход из пещеры, используя нитроглицерин, отвечает отказом, заранее примиряясь с неудачей. Это герой-то Жюля Верна, кому принадлежат слова: "Вы уже предвидите возможность, а я говорю, успех - нашей попытки"! Но герою Омара Шарифа совершенно незачем жить, и выстрел пирата для него скорее избавление, чем катастрофа. Нет, наш такого вслух не скажет никогда, и игра с опасностью вроде бы не в его характере, но где-то на уровне подсознания он порой способен если не сделать шаг навстречу смертельной опасности, то хотя бы не сделать шага прочь от нее. Разве не так?

[ejej]

старые экранизации зачетные..сегоднешние не очень...

[Алиса]

[Bateliere]

Я перелистала роман, и мне показалось, что Аронакс, собственно говоря, не так уж и паникует, не так уж боится. Страх сильнее всего в первый миг, когда их втаскивают внутрь подводного судна, а потом - в промежуток между первым появлением капитана и первым разговором с ним, в те часы или дни, когда пленники остались словно покинуты и забыты. В остальное время он скорее озабочен: то нужно в полной темноте составить хотя бы приблизительное представление, где они находятся, то заставить Ленда замолчать, поскольку их могут подслушивать (и очень вероятно, что подслушивали). Действительно, в нашем фильме причин пугаться как будто меньше: свет горит, находятся они в каюте с какой-никакой мебелью, да и стюард периодически появляется. В романе же причин для паники гораздо больше, но профессор относительно спокоен, да вдобавок сразу проникся необъяснимым доверием к капитану, которое вам совершенно справедливо кажется неправдоподобным. Надо полагать, что в сорок лет господину профессору должно быть хорошо известно, что внешность может оказаться обманчивой. А вот не был ли Жюль Верн поклонником физиогномики? "Для ученика Грасиоле и Энгеля его лицо было открытой книгой". Да он еще и хиромантию там упоминает. Мне трудно судить, насколько мог полагаться на физиогномику, френологию и прочие науки (или лженауки?) ученый-естественник во второй половине девятнадцатого века, но похоже, что Пьер Аронакс прямо-таки бесконечно доверяет этим своим выводам, сделанным на основе анализа внешности незнакомца. Может быть, для Жюля Верна именно в этом кроется причина относительного спокойствия его героя? Хотя мне кажется, что нормальный человек в столь экстремальной ситуации и таблицу умножения забыл бы, не говоря уже о физиогномике и хиромантии.

Ненавидел ли капитан Неда Ленда? Над этим стоит подумать. Ну, в советском-то фильме, похоже, ненависти никакой не было, ведь в третьей серии Немо даже с крайне озабоченным видом требует: "Дайте Ленду кислорода! Мистер Ленд, откройте глаза!" (А канадец, ему назло, глаз, конечно, не открывает). И к попытке напасть капитан относится вполне спокойно, в конце концов, сам виноват, невольно спровоцировав вспыльчивого Неда Ленда. Нигде потм он не проявляет ни малейшей враждебности.
Но и в книге, как мне кажется, нет ненависти, в худшем случае - неприязнь. А яростное нападение на канадца на фоне приближающегося фрегата - скорее не проявление личной ненависти, а гнев, направленный именно на фрегат. Но противник еще далеко, а Ленд под руку попался. Вряд ли в романе капитан так уж терпим, он скорее просто не снисходит до ненависти, у него есть объект покрупнее, Англия или Россия, все равно.

Я видела фильм с Майклом Кейном раза два, сначала он мне показался совсем уж далеким от канона, да и нелепостей в нем, пожалуй, больше, чем в нашем, хотя в некоторых отношениях он все-таки логичнее. В первый миг идейная подкладка из Фрейда изумляет, а потом как-то понимаешь, что у создателей есть право дать свою версию, может быть, в большей мере опираясь на судьбу самого писателя. Но все же есть какие-то моменты, привлекающие внимание, да и определенное настроение создающие. Мне кажется даже, что отношения между героями здесь более накалены, чем в романе. Там Нед Ленд все-таки не переходит границ, никакого явного протеста с его стороны капитан не видит, а здесь страстное выяснение отношений идет на протяжении всего фильма, причем участвует в нем не только Ленд, но присоединяется и чернокожий персонаж, заменивший в американском фильме бедного Конселя. Он, конечно, разумнее канадца, он не станет самоутверждаться ценой собственной гибели, но яростное неприятие капитана и чувство протеста переполняют его. Такое впечатление, что в романе все обстоит куда более мирно. Конечно, профессор в этом фильме не в счет, Немо духовно заменил ему родного отца, но зато двое оставшихся пленников с лихвой выполняют план по ненависти.

Что это? Стремление разогнать сюжет до крайности? Или все-таки своеобразное отражение нетерпимости, злобы, всех непримиримых противостояний, которые отличали уже двадцатое столетие, на фоне которого девятнадцатый век кажется чуть ли не идиллией?

[Алиса]

А может быть, Аронакс полагался не столько на физиогномику, сколько на чутье, на свою интуицию?

Да, в фильме с Майклом Кейном взаимная ненависть героев сильно преувеличена. Но, по-моему, даже в книге она значительно смягчена, сглажена, а в советском фильме и вовсе сведена на нет.

Ленд введен в книгу для того, чтобы подчеркнуть достижения Немо-ученого, показать, насколько человек, вооруженный знаниями, сильнее того, чье оружие – только сила и храбрость. Но здесь получилось противоречие. Такой темпераментный, волевой, независимый человек непременно должен бороться с капитаном за свою свободу – активно, изо всех сил, всеми средствами. Но, чем бы ни закончилась эта борьба, образ Немо потерял бы значительную часть своей привлекательности. Победив Ленда, Немо будет несправедлив, окажется тираном. Оказаться побежденным и того хуже – он перестанет быть лучшим, сильнейшим, потеряет ореол непобедимости. Жюль Верн стремился сделать Немо идеальным, самым-самым, наверное, поэтому он не захотел допустить в романе ни победу Ленда, ни его поражение. Вот и получилось, что Ленд только ворчит и провожает капитана ненавидящими взглядами – и не больше.

В фильме с Кейном они долго противоборствуют, друг друга ничуть не жалеют, и самое печальное то, что каждый из них по-своему прав. А в нашем фильме они просто не обращают друг на друга внимания – этот фильм не о науке, не о покорении океана, он исключительно о политике, и вдобавок авторы делают всех героев редкостно миролюбивыми, так что роль Ленда в нашем фильме оказывается очень невелика.

А что в книге переживал Аронакс? Да, его симпатия к капитану была очень сильной, но неужели у него не было к нему никаких отрицательных чувств: ни гнева, ни обиды, ни страха? В книге Аронакс говорит об этом очень редко и вскользь. Может быть, он отчасти скрывает эти чувства от читателей? А вот в советском фильме Аронакс воспринимает свое пребывание на «Наутилусе» как данность, которую изменить нельзя, да и не хочется, единственная его проблема – определить свое отношение к происходящему на корабле, «найти на нем свое место». Это совсем не похоже на книгу, верно?

[Bateliere]

Да, я вполне согласна с тем, что Ленд в романе введен для того, чтоб оттенить образ капитана, тем более, что и в других романах у Верна нередко встречается подобный расклад: ученый - и человек из народа, если так можно сказать. Но здесь, мне кажется, как в романе, так и в фильме (или в фильмах) противопоставление идет вообще по нескольким линиям. Ленд - капитан, капитан - профессор, Ленд - профессор, может быть, даже отчасти Ленд - Консель. Это, вероятно, почти как по Гоголю: отбери лучшие качества у каждого и соедини - ну замечательнейший бы человек вышел, без страха и упрека, да еще и с чудесным характером. А если собрать и соединить худшие - кошмар...

Все-таки мне кажется, что напряженность, острота конфликтов в фильме с Майклом Кейном - она целиком от 20 века, может быть, даже от конца века. Или это теперь далекие 70-е годы кажутся тихими и почти идиллическими? Хотя, конечно же, не были они такими, гонка вооружений, холодная война и все прочее, и даже "Властелина колец" переводить запретили. Но примечательно, что в фильме 1997 года вводят какие-то расовые конфликты, заменив бедного Конселя на негра или афроамериканца, если соблюдать требования политкорректности. Этого же не было в романе, а если принимать во внимание "Таинственный остров", то уж скорее жертвой расовых конфликтов себя капитан должен объявить. Для меня почему-то в этом фильме конфликт капитана и темнокожего заместителя Конселя видится более серьезным и глубоким, чем отношения капитана и Ленда. Тому, в конце концов, нужна только физическая свобода. а здесь все глубже, да и противник у капитана умнее, образованнее даже, у него есть свои убеждения. Надо, пожалуй, все же посмотреть, как звали этого философа. Мне кажется, здесь центр тяжести именно сюда перенесен, хотя я могу ошибаться. Но сломай капитан именно этого героя - он бы полностью дискредитировал себя. Не знаю, почему для создателей оказалась так важна эта тема - возможно, опять же пресловутая политкорректность.

Да. в нашем фильме действительно все сглажено, хотя Ленд и время от времени произносит речи, где приписывает капитану разные злодейские намерения. Но, с другой стороны, таким он мне все же больше нравится, чем в романе - на грани самоубийства. Хотя, вероятно, Жюль Верн прав, ведь и люди, писавшие об ужасах лагерей, неоднократно упоминали, что нередко первыми ломались люди, сильные физически. А держались слабые на вид интеллигенты. Ведь плен героев обсуждаемого романа все же был относительно комфортабельным, да еще с элементами познавательных экскурсий. Приятного, конечно, мало, но ведь многим людям в те времена приходилось куда хуже.

А вот то, что профессор мог сгладить многое в своей книге - я вполне согласна. В советском фильме он, конечно, полностью попал под обаяние капитана, все ему простил, все оправдал, что, конечно, сейчас представляется не слишком правдоподобным. Но и в романе он, хотя и не отпустил капитану его грехи, все-таки желает ему добра, все-таки надеется на то, что жажда мщения в его душе утихнет. И еще Аронакс прежде всего - ученый, жаждущий поведать о том, что увидел своими глазами. И достаточно сильный человек, чтобы не стенать в своей книге: "Ах, смотрите, как я пострадал за свою любознательность!", а быть благодарным судьбе за ее необычайный сюрприз.